Как закалялась сталь - Страница 62


К оглавлению

62

В эту же ночь в Шепетовке взяли попа Василия с дочерьми и всю остальную братию.

Улеглась тревога.

Но новый враг угрожал городу – паралич на стальных путях, а за ним голод и холод.

Хлеб и дрова решали все.

Глава вторая

Федор в раздумье вынул изо рта коротенькую трубку и осторожно пощупал пальцами бугорок пепла. Трубка потухла.

Седой дым от десятка папирос кружил облаком ниже матовых плафонов, над креслом предгубисполкома. Как в легком тумане, видны лица сидящих за столом, в углах кабинета.

Рядом с предгубисполкома грудью на стол навалился Токарев. Старик в сердцах щипал свою бородку, изредка косился на низкорослого лысого человека, высокий тенорок которого продолжал петлять многословными, пустыми, как выпитое яйцо, фразами.

Аким поймал косой взгляд слесаря, и вспомнилось детство: был у них в доме драчун-петух Выбей Глаз. Он точно так же посматривал перед наскоком.

Второй час продолжалось заседание губкома партии. Лысый человек был председателем железнодорожного лесного комитета.

Перебирая проворными пальцами кипу бумаг, лысый строчил:

– …И вот эти-то объективные причины не дают возможности выполнить решение губкома и правления дороги. Повторяю, и через месяц мы не сможем дать больше четырехсот кубометров дров. Ну, а задание в сто восемьдесят тысяч кубометров – это… – лысый подбирал слово, – утопия! – Сказал и захлопнул маленький ротик обиженной складкой губ.

Молчание казалось долгим.

Федор постукивал ногтем о трубку, выбивая пепел. Токарев разбил молчание гортанным перехватом баса:

– Тут и жевать нечего. В Желлескоме дров не было, нет, и впредь не надейтесь… Так, что ли?

Лысый дернул плечом:

– Извиняюсь, товарищ, дрова мы заготовили, но отсутствие гужевого транспорта… – Человек поперхнулся, вытер клетчатым платком полированную макушку и, долго не попадая рукой в карман, нервно засунул платок под портфель.

– Что же вы сделали для доставки дров? Ведь с момента ареста руководящих специалистов, замешанных в заговоре, прошло много дней, – сказал из угла Денекко.

Лысый обернулся к нему:

– Я трижды сообщал в правление дороги о невозможности без транспорта…

Токарев остановил его.

– Это мы уже слыхали, – язвительно хмыкнул слесарь, кольнув лысого враждебным взглядом. – Вы что же, нас за дураков считаете?

От этого вопроса у лысого по спине заходили мурашки.

– Я за действия контрреволюционеров не отвечаю, – уже тихо отвечал лысый.

– Но вы знали, что работу ведут вдали от дороги? – спросил Аким.

– Слышал, но я не мог указывать начальству на ненормальности в чужом участке.

– Сколько у вас служащих? – задал лысому вопрос председатель совпрофа.

– Около двухсот!

– По кубометру на дармоеда в год! – бешено сплюнул Токарев.

– Мы всему Желлескому даем ударный паек, отрываем у рабочих, а вы чем занимаетесь? Куда вы дели два вагона муки, данные вам для рабочих? – продолжал председатель совпрофа.

Лысого засыпали со всех сторон острыми вопросами, а он отделывался от них, как от назойливых кредиторов, требующих оплаты векселей.

Угрем ускользал от прямых ответов, но глаза бегали по сторонам. Нутром чуял приближение опасности. С трусливой нервозностью желал лишь одного: поскорее уйти отсюда, туда, где к сытому ужину ждет его не старая еще жена, коротая вечер за романом Поль де Кока.

Не переставая вслушиваться в ответы лысого, Федор писал на блокноте: «Я думаю, этого человека надо проверить поглубже: здесь не простое неумение работать. У меня уже кое-что есть о нем… Давай прекратим разговоры с ним, пусть убирается, и приступим к делу».

Предгубисполкома прочел переданную ему записку и кивнул Федору.

Жухрай поднялся и вышел в прихожую к телефону. Когда он возвратился, Предгубисполкома читал конец резолюции:

– «…снять руководство Желлескома за явный саботаж. Дело о разработке передать следственным органам».

Лысый ожидал худшего. Правда, снятие с работы за саботаж ставит под сомнение его благонадежность, но это пустяк, а дело о Боярке – ну, за это он спокоен, это не на его участке. «Фу, черт, мне показалось, что эти докопались до чего-нибудь…»

Собирая в портфель бумаги, уже почти успокоенный, сказал:

– Что ж, я беспартийный специалист, и вы вправе мне не доверять. Но моя совесть чиста. Если я не сделал, то, значит, не мог.

Ему никто не ответил. Лысый вышел, поспешно спустился по лестнице и с облегчением открыл дверь на улицу.

– Ваша фамилия, гражданин? – спросил его человек в шинели, С обрывающимся сердцем лысый проикал:

– Чер…винский…

В кабинете Предгубисполкома, когда вышел чужой человек, над большим столом тесно сгрудились тринадцать.

– Вот видите… – надавил пальцем развернутую карту Жухрай. – Вот станция Боярка, в шести верстах – лесоразработка. Здесь сложено в штабеля двести десять тысяч кубометров дров. Восемь месяцев работала трудармия, затрачена уйма труда, а в результате – предательство, дорога и город без дров. Их надо подвозить за шесть верст к станции. Для этого нужно не менее пяти тысяч подвод в течение целого месяца, и то при условии, если будут делать по два конца в день. Ближайшая деревня – в пятнадцати верстах. К тому же в этих местах шатается Орлик со своей бандой… Понимаете, что это значит?.. Смотрите, на плане лесоразработка должна была начаться вот где и идти к вокзалу, а эти негодяи повели ее в глубь леса. Расчет верный: не сможем подвезти заготовленных дров к путям. И действительно, нам и сотни подвод не добыть. Вот откуда они нас ударили!.. Это не меньше повстанкома.

62